Гуманитарные Ведомости. Выпуск 3(7).2013

Гуманитарные ведомости ТГПУ им . Л . Н . Толстого № 3 (7), октябрь 2013 г . 178 наше « я » просто живет , когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями и теми , что им предшествовали ; для этого оно не должно всецело погружаться в испытываемое ощущение или идею , ибо тогда оно перестало бы длиться » [3, 93]. Понятие реальной длительности интересует нас с точки зрения его соотнесённости с пространством . Сам философ отмечает следующее : « Существует реальная длительность , разнородные элементы которой взаимопроникают , но каждый момент которой можно сблизить с одновременным с ним состоянием внешнего мира и тем самым отделить от других моментов . Из сравнения этих двух реальностей возникает символическое представление о длительности , извлеченное из пространства . Длительность таким образом принимает иллюзорную форму однородной среды , а связующей нитью между этими двумя элементами , пространством и длительностью , является одновременность , которую можно определить как пересечение времени с пространством » [3, 97]. А . Бергсон отрицает неразрывную связь времени и пространства . Он выводит их определение из реальной длительности : « Реальная длительность есть то , что всегда называли время , но время , воспринимаемое как неделимое . Что время предполагает последовательность , я этого не оспариваю . Но чтобы последовательность представлялась нашему сознанию , прежде всего как различение между рядоположенными (juxtaposes) « прежде » и « потом », с этим я не могу согласиться ... в пространстве и только в пространстве существует отчетливое различие частей , внешних друг другу » [3, 32]. В то же время в России философы также занимаются разработкой категорий пространства и времени . Говоря о русской философской мысли конца XIX – начала XX века , необходимо начать с освещения В . С . Соловьёвым категорий пространства и времени . В своём Философском словаре мыслитель выделяет такие существенные характеристики пространства , как : «1) Действительное единство или взаимность пространственных отношений – познавательных и двигательных ( геометрических и механических ) между всеми , – как человеческими , так и животными , – субъектами , ибо такое единство не вытекает из формальной общности пространства как априорного способа воззрения , так как эта общность или одинаковость пространственной формы сохраняется , например , и в сновидениях , при чем , однако , каждый грезящий субъект остается , пока грезит , при своем особом воображаемом пространстве вне всякой связи с другими ; то различие между « грезящим идеализмом » и истинным « трансцендентальным », на котором так решительно и , разумеется , искренне настаивает Кант , не имело бы никакого принципиального основания , если субъектом пространства ( и прочих априорных форм и условий познания ) признать субъект эмпирический , то есть данную множественность познающих органических особей . 2) Несомненно , что само возникновение эмпирических субъектов дано в мире явлений под формой пространства ( времени и так далее ) и , следовательно , всякий эмпирический субъект предполагает уже эти априорные формы и условия являемого бытия , и никакой эмпирический субъект не может быть их первоначальным носителем . 3) Если , с одной стороны , в определении пространства как априорной формы воззрения , присущей нашему субъекту , не заключается оснований для данного в опыте действительного общения всех субъектов в одном пространстве , то вместе с тем не дано никакого объяснения и для роковых границ , полагаемых этому общению тем же единым пространством – в факте тяготеющей над всеми эмпирическими субъектами необходимости практических усилий для преодоления реальных расстояний , что ни в какой логической связи с пространством как чистой формой воззрения , не находится и , однако же , составляет неустранимый признак действительного пространства , отличающий его от пространства грез . Но если таким образом пространство , будучи