Гуманитарные Ведомости Выпуск 1(13). 2015

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (13), март 2015 г. 34 уничтожающей жизненные силы. Именно такая ситуация стимулирует изменение поведения, способного стать губительным и для индивида, и для общества (еще раз заметим, что в современном мире одиночество становится всеобъемлющим явлением, порождая разного рода общественные кризисы). Губительным, прежде всего, по той причине, что одиночество деструктурирует целевую направленность личности, будучи комплексным и острым чувством, соединяющим в целое нечто важное, но утраченное и в таком виде сохраненное внутренним миром (отчасти сопрягаясь с фрейдистским понятием подавленного влечения). С социальной стороны значение одиночества как формы самосознания особенно важно, если учесть, что оно представляет угрозу для «построения межличностных взаимоотношений, составляющих основу человеческого существования» [11, с. 27]. Иначе, расщепленный жизненный мир индивида становится более сумбурным, будущее Ŕ непредсказуемым. Функционируя в социуме как фигура непредсказуемая, одиночка порождает хаотичность, лакуны неопределенности в социуме. Попадая под взгляд одиночки, события, если не теряют значимости, то, по крайней мере, выбиваются из однолинейной и алгоритмичной колеи интерпретаций. Аномичность делает его маргиналом и в отношении связующей общество ценностей и оценок, а само общество превращает из синтеза в комбинацию микроэлементов (об Интернет-сетях уже нет дополнительной надобности рассуждать). Индивида, остро переживающего собственное одиночество отличает формулировка исходного принципа: «Я имею на это право, потому, что я его выстрадал (смежная проблема: делает ли страдание человека более жестоким или более гуманным?), до меня и так никому дела нет, а я хочу быть замеченным!». И второе: если герои-одиночки быть замеченными в позитивной социальной роли особенно и не стремятся, к тому подталкивает только само общество), то индивид, болезненно переживающий собственное состояние, того добивается, но недостает энергии и ресурсов, что достаточно наглядно сказывается и в поведении, и в облике. Он Ŕ изгой, «лузер», чужой, во всяком случае, не герой. Отсюда - либо эскапизм, либо инфантильность, либо Ŕ переход аномии в аномалию, в мета-нормативное и а-социальное поведение. Тем не менее, подобные личности обитают не «вне», а «на грани» общества, а значит, и в какой-то мере погружены в него, вынуждены считаться с его нормами и ценностями. Поэтому и классическое (предложенное Э. Дюркгеймом) объяснение появлений аномии связывается с быстрыми социальными и экономическими изменениями, вносящими беспорядок в устройство внутренней, духовной жизни, влекущими за собой крушение традиционных ориентиров, небрежение к законности [12]. Мир становится абсурдным, личное существование Ŕ бессмысленным, а потенциально завершением процесса оказывается саморазрушение, т.е. самоубийство. Подобные причины возникновения аномичности имеют, как видно, социально- культурный характер. Дальнейшая разработка теории аномии (хотя данный термин ими не используется) принадлежит экзистенциалитстам, анализирующих позицию