Гуманитарные Ведомости Выпуск 4 (20) 2016.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого № 4 (20), декабрь 2016 г. 24 восприятию таких персон обывателями как своеобразных культурных и нравственных эталонов. Кроме того, вопрос об актуальности осмысления этики актера разворачивается и шире – в сфере этики искусства – с точки зрения анализа творческой ответственности, возможности границ морали в искусстве. Этический аспект Системы Станиславского часто воспринимается как перечень дисциплинирующих правил, однако, такой подход не совсем объективен. Этические принципы Станиславского являются неотъемлемой частью его Системы и раскрываются в двух равнозначных аспектах. Во-первых, они являются основанием техники актерской игры. Техника театральной игры, согласно античной традиции, которой во многом следовал Станиславский, имеет этическое значение, заключающееся в преобразовании склада души – как актера, так и зрителя. Во-вторых, они раскрываются в практическом смысле, представляя собой конкретизированные принципы и нормы поведения актера. Таким образом, общие этические нормы дисциплины и поведения, по Станиславскому, непосредственно связаны с искусством игры актера, имеющей этическое значение, в силу чего этика актера приобретает глубокий философский смысл, раскрываясь как на уровне профессиональных принципов и правил, так и на более глубоком этическом уровне. Вопросы о мимесисе, подражании, припоминании как цели искусства поднимались в трудах Платона и Аристотеля. Для Платона понятие мимесис было всего лишь бледным отражением материального мира и представлялось снятием копии с копии, поэтому актерская игра, по мнению Платона, не может открыть истину – она еще более неидеальна и далека от истины, чем явления, которые воспроизводит актер [5, с. 149-188]. Однако для Аристотеля искусство актера – это подражание истинным вещам, поскольку подражание возможно только через воспроизведение [1, с. 1064-1112] . Именно по этой причине, настоящего подражания можно добиться и через переживание чувств и эмоций участников этих событий, через передачу настроения, что возможно лишь посредством мимесиса – припоминания подобных чувств и событий актером. Таким образом, искусство актера, по Аристотелю – это особый вид познания. Главная цель театрального действия – катарсис актера и зрителя. Зритель и актер переживают те же страсти (страх, вожделение, ненависть, сострадание), что и является этической целью актерской игры, его мимесиса, воспроизведения, припоминания собственного опыта [3]. Впоследствии Г. В. Ф. Гегель называл ценностным достоинством искусства «освобождением от уз чувственности», выделяя, таким образом, нравственную важность катарсиса, как результата актерского мастерства [2, с. 54]. В этом смысле аристотелевский взгляд на технику игры актера, заключающуюся в припоминании опыта с целью воспроизведения событий и обретения катарсиса, согласуется с такими аспектами Системы Станиславского как принцип использования аффективной памяти в творчестве актера, принцип связи творчества и бессознательного [4, с. 15-17]. Можно сделать вывод, что целью Системы так же было переживание катарсиса, преобразование склада души, что придает всей системе ярко выраженный этический характер.