Гуманитарные Ведомости Выпуск 4 (20) 2016.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого № 4 (20), декабрь 2016 г. 39 которого избраны Ж-Л. Нанси и Ф. Лаку-Лабарт. Целью этого необычного Парламента является организация философских встреч и конференций» [Комм. 33]. Но таким «невидимым парламентом философии» – лучше «невидимым философским вече» или «невидимой литературной общиной» (славянофилы и отличали «коммуну» от «общины») – и было духовно-интеллектуальное сообщество славянофилов , которое изначально отказалось от конструирования «всемирных философских систем» и занялось обсуждением реальных проблем бытия России (историческая проблематика, как мы стараемся показать, была лишь контекстом и фоном разговора о современности ). Невидимость обусловливалась не только нравственно-духовным общением, но и преобладанием в дискурсе славянофилов устной коммуникации , речи, беседы и спора [Комм. 34], что было характерно не только для устного общения, но и определяло стилистическую особенность прозрачного письменного дискурса славянофилов, статей и писем (особенно в письмах А. С. Хомякова высказывались вперемешку с размышлениями об общественных событиях, описаниями быта, литературными наблюдениями и историческими выкладками глубокие критические и положительные философские и богословские идеи). И такое сообщество не только было «помыслено» славянофилами, но и реально существовало, а прообраз такого бытия-совместно, «единичного множественного», когда конечные и смертные человеческие единичности по «закону любви» сцеплены в невидимую и единую множественность , первые русские интеллектуалы видели в мистических глубинах церковного христианского сообщества, чего не могут видеть западные интеллектуалы, давно утратившие простоту общения в вере. В. А. Кошелев отмечает: «В этом отношении славянофильский кружок прямо противостоял, например, своему предшественнику – «Обществу любомудрия». Если «любомудры» «собирались тайно» и о существовании кружка «никому не говорили», а при первой опасности сожгли «устав и протоколы», то славянофилы составили полемически открытое единение. В их заседаниях мог принять участие любой желающий – даже «заезжий» Тургенев, – но состоять в кружке славянофилов оказывалось весьма непросто. Основой собраний были «словопренья», «беседы», которые «продолжались далеко за полночь и часто прекращались только утром, когда уже рассветало» (А. Кошелев), «где, наконец, A. C. Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять» (А. Герцен). А предметы «споров» были намеренно отвлеченны: философские системы, исторические аналогии, богословские догмы. Они, казалось, никак не были связаны с насущными потребностями времени… Славянофильские рассуждения объективно были направлены на самые злободневные вопросы современности, но разработка этих вопросов велась, как заметил П. Анненков, «не на настоящей своей почве»…» [Комм. 35]. И далее, приведя сообщение М. П. Погодина о том, что славянофилы «никогда не составляли так называемого общества», пишет: «Несмотря на кажущуюся абсурдность этого утверждения – о кружке, которого «не было» (выделено нами – авт.), – в нем есть немалая доля истины.