Гуманитарные Ведомости Выпуск 2 (22) 2017.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (22), июнь 2017 г. 20 гностический уклон в мироотрицание. Это очень важный момент, не вникнув в который, нельзя понять ни сущность философии Франка, ни русской мысли вообще. У Франка речь идет об истинной антропологической сущности, которая проявляется в способности трандцендирования в самом широком диапазоне своих качеств и свойств. В долженствовании трансцендирование проявляется с максимальной силой. В этой мысли нет ничего специфически русского; так мыслили, например, неокантианцы. Применительно к обществу должное выражается в той «объективной сверхчеловеческой идее», которой человек подчиняется, служит ей, часто жертвуя своим индивидуальным бытием, а часто – самой жизнью. Это наиболее иррациональный момент духовной власти общества, момент, необъяснимый никакой теорией психологии толпы. Франк весьма благоразумно и трезвомысленно называет его мистичным, солидаризуясь в этом вопросе со своим единомышленником П. Б. Струве. Последний, кстати обладавший огромным конкретным политическим опытом, говорил о мистичности государства как о «полнейшей реальности сверхразумного»: «всякое признание государства как такового, как мистического объединения, иррационально, и именно самое свободное, самое внутреннее, идущее из глубины души, а потому самое нравственное подчинение государству и растворение в нем – в высокой степени «неразумно» [4. с. 65]. Франк и Струве затрагивают высший пласт социальности, ту сферу, в которой действуют законы, недоступные никакой эмпирической науке, если последняя не собирается совершать грубого насилия над действительностью, которая в последнем своем основании иррациональна и непостижима. Однако, оба мыслителя говорят о нравственной сущности этой сверхрациональной силы общества, в государстве достигающей своих наиболее отчетливых логико- исторических форм. В этом смысле социальная мысль будет этична по существу, так как она будет стремиться к наиболее справедливому устройству общества, насколько это возможно человеку, который не впадает в утопизм и мифотворчество. И здесь мы входим еще в одну сферу пересечения этического и социального, которое с наибольшей силой затронуто Ф. М. Достоевским. В своем «Дневнике писателя» за 1876 г. он много и страстно говорил о самоубийстве, выявляя его духовно-нравственные и психологические причины. Главным же он считал всеобщий индифферентизм к высшим целям жизни, который проявляется в отсутствии высшей идеи существования в душе молодого (преимущественно) человека. Это и есть, полагал Достоевский, «современная русская болезнь», «заевшая все души», и ставшая причиной бессознательной тоски по нигде не найденному высшему смыслу жизни. Это в полной мере социальная болезнь, так как приводит и к расшатыванию семьи, и к бессмысленным революционным действиям, например, таким как молодежная демонстрация 6 декабря 1876 года на Казанской площади в Петербурге, которая, по Достоевскому, «дурь, злостная и безнравственная, обезьянья подражательность с чужого голоса», и, в конечном