Гуманитарные ведомости, выпуск 4 (24) 2017.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (24), декабрь 2017 г. 84 смотреть и видеть человеческий мир как на ладони» [13, с. 316]. Тем самым, книга как конкретная целостность смысла и структурная замкнутость текста – это своего рода «точка», но точка, имеющая невероятную претензию стать «внеземной» точкой опоры. И эта претензия более чем законна, ибо порождена самой глубинной структурой человеческой экзистенции – поиском и созданием осмысленности бытия. И совершенно очевидно, что такой точкой никак не может стать «мозаичность» текстов, аморфная и неохватная «ризома», насквозь доступная в Интернете. И именно поэтому электронный текст никогда не сможет заменить бумажную книгу как живая индивидуальность культуры, а не просто лишь фрагмент текста на светящемся экране. Книги сами по себе такие же ценные памятники, как, например, старые здания, монеты или музыкальные инструменты. Живое человеческое восприятие книги в себе нечто такое, чего могут дать строчки на экране. Такова базовая психологическая установка читателя бумажной книги. Английский писатель-романтик, современник А. С. Пушкина, Ли Хант художественно передал это ощущение самого присутствия книг как особого состояния души, которое ничто не может заменить: «зимой, уединившись у себя в кабинете… я задумался о том, как я люблю авторов этих книг; люблю не только за те радости, которые приносит чтение, но и за то, что они научили меня любить сами книги и радоваться самой их близости» [6, с. 122]. Это главная психологическая установка не только читателя и коллекционера. Французский писатель XIX века Шарль Нодье в новелле «Библиоман» показал тот особый тип любви к книге как живому явлению, вызывающему восхищение и любовь, но который иногда приводит к результатам, прямо противоположным тем, ради которых книги создаются. Его герой, библиоман господин Тур, «потратил так много сил на бесплодное изучение буквы множества книг, что у него не хватило времени постичь их дух» [8, с. 48]. Его интерес состоял лишь в коллекционировании книг именно как уникальных артефактов, – естественно, что большинство книг при этом им читались, но с одной целью: просто, чтобы лучше с ними познакомиться, а отнюдь не для того, чтобы самому измениться под их влиянием. Тем самым, здесь книги не изменяли жизнь, а подменяли жизнь . Но огромный и кропотливый труд коллекционирования давал библиоману особое ощущение своей избранности, своей особой значимости. Как иронично отмечает автор: «Даже если все плоды типографского искусства погибнут во время революции, которая не замедлит разразиться в результате постоянного совершенствования нашего общества, это не помешает господину Туру оставить потомкам полный каталог универсальной библиотеки. Без сомнения, предусмотрительность, с которой господин Тур загодя начал составлять опись нашей цивилизации, достойна восхищения. Через несколько лет это уже никому и в голову не придет» [8, с. 42]. Но человек, привыкший к такому восприятию, уже не способен уже воспринять книгу не как «текст», но именно как Книгу в символическом смысле – как «особый мир, в котором нужно уметь жить и своей, и ее собственной подлинной жизнью» [3, с. 25]. Что это значит? Книга как Книга –