Гуманитарные ведомости, выпуск 2 (26) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (26), июнь 2018 г. 88 сфера примирения противоположностей, не «снятия», а именно «примирения» (более того – осознанно-временного примирения (по крайней мере миф на какое-то время призван смягчить напряжение между взаимоисключающими полюсами)), он (миф) обладает объясняющей силой, то есть силой истрицизма, нарратива. Без Мифа нет объяснений, нет понимания, нет времени. Страх же делает все дробным фрагментарным, а вернее сводит «неопределенность» (неопределенность как эрзац «свободы»), открытость реальности к некоторому конкретному единичному, сингулярному и потому тотально-непререкаемому, диктующему, приказывающему. И если двойственность человеческой природы на протяжении веков хоть как-то усмирялась, фиксируясь и конкретизируясь в понятиях – животное/дух, разум/чувства, бог/дьявол и т.п., то нынешнее положение человека состоит в фиксации индивида в «подвешенном» состоянии – тотальной неопределенности (тотальной двойственности, или вернее множественности – зависании в точке ветвления (бифуркации)). Однако, эта двойственность (амбивалентность) лишь усиливает состояние замерзания – замирания в позе страха; подтверждает тотальную ответственность за любое действие (так как это действие теперь является продуктом лишь моего внутреннего «Я») и, как следствие, невозможность сделать выбор из за его ужасающей ответственности («выбирая себя я выбираю человека вообще» (Сартр) [12, c. 319-344], а значит, выбираю весь мир). Эпоха же постмодерна (постмодернизма) по своему определению, по существу манифестирует «переходность» (и, как следствие, неопределенность [1]) и как самоцель, и как инструмент достижения цели, и как этапы на пути к достижению. В определенном смысле, это пустая длительность ради длительности. И если мы пытаемся дать определение экзистенциального настроя, «лада» (вскрыть базовые эмоции, чувства, переживания, фундирующие, или более того, созидающие мир (бытие), то из этого нехитрого силлогизма можно сделать следующий вывод – 20 век (век постмодерна) это век тревоги и страха [6]. Постмодерн стремится к вышепредложенному образу атомизации ( сингуляризации ) индивидов. Непрестанное пребывание в страхе не дает развернуться ни одному из мифов. Эта сингулярность устраняет любую амбивалентность как свойство культурного строительства. В свою очередь в рамках постмодернизма происходит своеобразная игра на двойственности (амбивалентности), игра, призванная утомить своей иррациональностью ради самой иррациональности – своей «дурной» длительностью «в никуда». Что заставляет индивида, как это не парадоксально звучит, искать «спасение в неком исконном страхе» (у Хайдеггера это выливается в «фундаментальную онтологию» и столкновение с Ничто, как своеобразным залогом «реанимации» всеобъемлющего сущего [15]) – искать спасение от принудительной «историчности абсурда», от принудительного выбора себя и принудительной ответственности за все. Это бегство к страху не просто бегство к некоторому универсальному, всех объединяющему чувству (чувству животных ощутивших всеобщую опасность и