Гуманитарные ведомости, выпуск 3 (27) 2018.

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (27), том 1, октябрь 2018 г. 21 зле. Но почему должно быть под запретом применение силы, которое опирается именно на то понимание зла, которое усматривает зло в «столкновениях» между людьми, а в выводном и вторичном порядке – в самом применении силы (насилии)? Здесь ведь нет той неопределенности, которая имелась в отношении других ценностей и антиценностей. Представим себе человека, который бездумно стоит на позиции «зло есть то, что я считаю злом», не испытывает потребности учитывать факт расхождения в определениях зла, и в этой связи пытается прибегнуть к насилию. Почему нельзя остановить его силой, исходя из того, что он нарушает мир и инициативно принуждает других людей исполнять свою волю (то есть совершает не спорное и неопределенное, а безусловное и определенное в рамах самого толстовского аргумента зло)? Применение силы может остановить такого человека, предотвратить наиболее тяжелые последствия его действий для других людей, не дать ему повторить совершенное. Даже если мы продолжаем считать пресекающее применение силы актом насилия, то это такой акт насилия, который предотвращает другие, более тяжелые и более многочисленные акты насилия. Отсюда следует, что когда Толстой объявляет пресекающее применение силы безусловно недопустимым, это происходит уже не потому, что разные люди имеют разные представления о зле и для предотвращения столкновений на этой почве им нужна нормативная основа. Ведь тот, кто применяет силу для того, чтобы пресечь инициативное насилие, не имеет какого-то иного представления о зле, чем сторонник этики ненасилия. Он всего лишь допускает обоснованность логики меньшего зла [4]. И значит, отношение Толстого к применению силы определяется не анализируемым в этой статье аргументом, а убежденностью мыслителя в том, что меньшее зло не возможно. Следует признать, что принцип непротивления при всеобщем его исполнении выступает как очень надежная нормативная основа для предотвращения столкновений. Ту же самую роль может играть и комбинация двух принципов: а) воздерживайся от применения силы на основе той части своих убеждений, которая находится в сфере ценностной неопределенности, б) пресекай те случаи применения силы, которые опираются на любое иное понимание зла, кроме отождествления последнего с нарушением мира и насилием. Эта комбинация менее надежна, чем принцип ненасилия, но зато ее исполнение значительным количеством людей гораздо более вероятно. Соответственно, мы видим, что аргумент, отталкивающийся от различий между определениями зла и от стремления устранить столкновения между людьми, не является достаточной основой для утверждения о безусловной недопустимости насилия (применения силы, принуждения). Для того, чтобы он мог претендовать на такую роль, он должен быть преобразован в аргумент от невозможности определить, кто является насильником, а кто пресекает насильственные действия. Но это будет уже иной аргумент, и он требует отдельного анализа. Третья артикуляция аргумента