Гуманитарные ведомости. Выпуск 1(29) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (29), март 2019 г. 53 DOI 10.22405/2304-4772-2019-1-1-52-67 Значение Льва Николаевича Толстого как морального философа определяется, в том числе, тем, что в своих философских произведениях он очень ярко обозначил один важный нормативно-теоретический водораздел. Речь идет об отношении к такому явлению как моральная удача и сопряженному с ней эффекту грязных рук. Не было бы преувеличением сказать, что выбор между их признанием и непризнанием лежит глубже, чем выбор между моральным абсолютизмом и ситуативизмом или выбор между этикой ненасилия и обоснованием ограниченного использования силы, хотя в существенной мере предрешает их. Именно в этой сфере находится важнейшая область структурных оснований нормативно-этических теорий, задающая общую систему координат их создателей. Это не значит, что такие основания являются предельными, то есть лежат по ту сторону рационального обсуждения и критики. Они просто более глубоки и, значит, их влияние можно зафиксировать в аргументации, касающейся множества частных нормативных проблем. Моральная удача и эффект грязных рук Под феноменом «моральной удачи» принято подразумевать некоторые особенности общераспространенного морального опыта, в которых отражается зависимость итоговой оценки (или самооценки) морального деятеля от случайных обстоятельств, не находящихся в сфере его предвидения и контроля (репрезентативную подборку текстов по проблеме см.: [28]). Моральная удача может относиться как к формирующимся независимо от воли деятеля свойствам его личности (и этот ее аспект не будет затрагиваться в данном исследовании), так и к обстоятельствам совершения поступка, которые независимо от воли деятеля изменяют нравственное качество результатов принятых решений (он представляет собой центральный объект моего анализа). Британский философ Бернард Уильямс, стоявший у истоков современного обсуждения этого феномена, иллюстрирует моральную удачу, а вернее моральную неудачу, на примере сожалений, появляющихся в случаях причинения ненамеренного и непредвиденного вреда. В качестве иллюстрации он приводит пример с водителем грузовика, который, не нарушая правил дорожного движения, сбил ребенка, случайно выбежавшего на дорогу. Данное событие находилось за пределами круга намерений этого человека. Оно не может рассматриваться как результат его поступка. Он не только не хотел, чтобы такой инцидент случился, но и не проявил пренебрежения к возможности предотвратить его. Уильямсовский водитель не только не является злодеем, его невозможно даже назвать безответственным человеком. Однако отношение водителя к этому прискорбному событию существенно отличается от отношения любого стороннего наблюдателя, наделенного способностью к состраданию. То обстоятельство, что именно он вел грузовик и контролировал его перемещения, что он выбрал маршрут или хотя бы темп его движения, ведет к тому, что водитель реагирует на трагедию не просто сожалением о том, что она произошла, не просто сочувствием и желанием