Гуманитарные ведомости. Выпуск 1(29) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (29), март 2019 г. 55 фактических возможностей. Это можно рассматривать как противоречие, требующее устранение. А вот второе условие явно отсутствует. Возможность влияния случайных факторов на моральную оценку является очень устойчивым убеждением. Если не необходимость сожалений деятеля, но уж точно необходимость изменять интенсивность осуждения небрежного поведения из- за разной тяжести его последствий не вызывает у обладателей морального чувства каких-либо существенных сомнений (по крайней мере, до намеренной проблематизации этого убеждения со стороны теоретиков и экспериментаторов с помощью специальных техник вскрытия противоречий). Одним из частных проявлений моральной удачи, а вернее, моральной неудачи является «эффект грязных рук». До сих пор мною рассматривались те случаи моральной неудачи, в которых подлежащей нравственной оценке человек является или пассивным, не совершающим никакого морального выбора участником ситуации (водитель у Уильямса), или допустившим моральную оплошность деятелем, который не знает масштаба еще не реализовавшихся последствий своей оплошности (водитель у Нагеля). Однако оказаться моральным неудачником может и такой деятель, который принимает вполне осознанное решение и руководствуется при этом нравственными соображениями. Случайность, превращающая его в морального неудачника, при этом относится не столько к последствиям альтернативных действий (которые, наоборот, представляются ему вполне очевидными), сколько к независящей от его воли возможности попасть в ситуацию трагического конфликта обязанностей. Сам по себе конфликт обязанностей не всегда ведет к моральной неудаче. Например, тот же Уильямс описывает случай с невыполнением рутинного делового обещания (допустим, обещания о встрече с коллегой для обсуждения теоретического вопроса) из-за необходимости участия в спасении тонущего ребенка. Невозможность выполнить одну из обязанностей в этом случае не ведет к негативной оценке или самооценке. Как пишет Уильямс, не оставляет «морального осадка». «Это не значит, – замечает он, – что обещания… никогда не существовало… Просто произошедшее, безусловно, отменяет данные ранее обязательства, так что другая сторона ( то есть ожидающий исполнения обещания коллега – А. П. ), коль скоро ей известны все обстоятельства, не в праве протестовать» [21, с. 431]. Причина в том, что нормативная сила этих обязанностей несопоставима. Даже если обязанности не выстраиваются в иерархию, которая устанавливает категорический приоритет одних из них над другими (Джон Ролз называл такой приоритет «лексическим» [16, с. 50]), каждый из нас понимает, что спасение жизни ребенка гораздо важнее способности сдержать слово, расстройства коллеги и самого по себе несостоявшегося обсуждения, каким бы продуктивным оно ни было. Уильямс полагает, что в случаях подобной несоизмеримости обязанность явиться на встречу автоматически трансформируется в другую, вполне выполнимую обязанность: обязанность объясниться с тем, чьи ожидания не оправдались [21, с. 431-432]. Если всю эту ситуацию и рассматривать как неудачу, то лишь в