Гуманитарные ведомости. Выпуск 1(29) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (29), март 2019 г. 56 перспективе несбывшихся ожиданий и негативных эмоций, то есть как неудачу не имеющую морального значения. Однако легко себе представить случаи, в которых исчерпывающая, оправданность решения в пользу реализации одной из конфликтующих обязанностей не исключает справедливого протеста пострадавшей стороны, той, которая имела право на заботу, помощь или непричинение вреда со стороны деятеля, но столкнулась с иным обращением. Оправданность протеста определяется тем, что конфликтующие обязанности, хотя и не равны по своей силе, но вполне соизмеримы, как соизмеримы и потери, вызванные их неисполнением. В этих случаях публичное объяснение деятелем своих поступков (во внешнем плане) и сострадание пострадавшим (во внутреннем) не являются достаточными. Подобающим ответом действующего лица могут быть только переживание вины и стремление скомпенсировать потери [21, с. 432]. Это и есть случаи, в которых проявляет себя «эффект грязных рук». Иллюстрируя подобные явления, Майкл Уолцер приводит ситуацию, в которой политик, искренне преданный определенному видению общественного блага и стремящийся его реализовать в случае победы на выборах, имеет возможность заключить соглашение с коррумпированным муниципальным руководителем, что резко увеличивает электоральные шансы. Соглашение с коррупционером вызывает у политика сомнения не только потому, что он чувствует себя лично запятнанным связью с таким человеком, но и потому что подобные действия создают риск для его политического проекта. Однако Уолцер полагает, что при определенных обстоятельствах политик должен вступить в сомнительную сделку. И если он «хороший человек», то он будет после этого не просто чувствовать себя «плохо», он будет чувствовать себя «виновным» в совершении нечестного поступка [33, p. 166-167]. Тот же смысл Уолцер придает и гораздо более трагическому «случаю бомбы с часовым механизмом» (ситуации, в которой предотвращение массовой гибели людей покупается ценой применения пытки к тому, кто заложил взрывное устройство). Сравнивая политика, отдавшего приказ о применении пытки, с августиновым воином, который чувствует печаль, убивая врага в справедливой войне, Уолцер предполагает, что «мы имеем право ожидать от него большего, чем одной лишь печали... Он совершил моральное преступление и принял на себя моральное бремя. Теперь он виновный человек, готовый признать и нести свою вину» ([33, p. 168], ср.: [32, p. 45]). Этика, устраняющая возможность моральной неудачи Как уже было сказано, оценки, отражающие моральную удачливость или неудачливость деятелей, глубоко укоренены в нравственном опыте. Однако в нем также глубоко укоренено и стремление застраховаться от любых случайностей, исключить даже минимальный риск в сфере моральной самооценки. У этого стремления есть глубокие основания в самой логике морали. Этики часто характеризуют нравственные требования с помощью понятия «приоритетные». Это значит, что при столкновении с другими