Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 61 «эмпирическая» природа, и есть признак подлинной неподоточетности, самостоятельности, автономии. Такое моральное суждение служит гарантией того, что источником, субъектом этого суждения является индивид как таковой. В этом смысле позиция всеобщности оказывается независимой, неподотчетной, персональной позицией в собственном смысле слова. Человек, принимающий позицию общезначимой истины, открытой посредством собственных усилий в собственном сознании, не только не оказывается на стороне общества, но и обретает в своих моральных суждениях полную от общества независимость. Или еще по-другому: Сократ, отстаивая позицию общезначимой истины, оказывается на стороне индивида, а не общества. Общий (или всеобщий) характер моральных суждений и решений не противоречит их персональности и в другом смысле, не проговариваемом Сократом. Добродетельный человек судит и принимает решения с позиции общего (представления о благе, о добродетели), будучи неповторимым и уникальным, всегда в конкретных обстоятельствах и по отношению к конкретным людям. Поэтому его суждения и решения, как и поступки, – всегда конкретные, его собственные, неповторимые, уникальные. Персоналистский характер этики Сократа не вызывает сомнения. Если предмет знания – благо – находится не во вне, а исключительно в самом познающем субъекте, то познание, к тому же опосредованное сознательным существованием, оказывается индивидуальной задачей каждого, и никакой другой человек, каким бы мудрым, деликатным и заботливым он ни был, не может решить ее за другого. Для Сократа чрезвычайно важно было понимание того, что знание (т.е. самосознание блага, добродетели) невозможно отделить от познающего, оно является плодом его собственных усилий, обладает сугубо личностным характером и иным, если речь идет о знании (а не о мнении), иным быть не может. Это также означает, что, следуя логике своего учения, Сократ не мог претендовать на роль учителя добродетели. Напротив, по Сократу, невозможно за других «думать и говорить им, что они должны делать». По свидетельству Ксенофонта, Сократ «никогда не брался быть учителем добродетели». Учителем добродетели его можно считать лишь в том смысле, что сама его жизнь была примером добродетели для тех, кто мог ее оценить, т.е. для тех, кто сам был в некоторой степени добродетельным. Поэтому сложившееся о Сократе мнение, которое приводит Ксенофонт и против которого он возражает, а именно, что Сократ «обращать к добродетели умел отлично, но указывать путь к ней не был способен» в действительности едва ли является безосновательным [См.: 4, с. 9-10]. Сократ мог всего лишь «обратить к добродетели» и делал это, задавая собеседникам, уточняющие его представления вопросы, в действительности деструктивные для этих представлений. Тем самым он приводил собеседников в состояние замешательства, раздражения и даже ярости, вызванное осознанием ненадежности и шаткости их привычных представлений. Этот момент критически важен: такое осознание обеспечивало необходимое условие для