Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 67 доклада А. А. Гусейнов становится очевидным, что он в обосновании своего проекта нравственной философии опирается на иную традицию, а именно на философию поступка М. М. Бахтина. Более того, в докладе А. А. Гусейнова эта идея получает высшие философские приоритеты: «философия поступка Бахтина заявляет себя в качестве первой философии», то есть концепция поступка Бахтина в какой-то мере оказывается способной замещать функции традиционной метафизики, или «первой философии». Если говорить о философии поступка Бахтина как «первой философии», то у него речь идет об индивидуальном поступке-событии в жизни отдельного человеческого субъекта, в то время как у Аристотеля – это действие мирового ума, или тот способ, каким сущее сказывается о себе. Для Бахтина, как и для многих мыслителей ХХ века, метафизика становится прерогативой отдельного, частного, единственного в своем бытии и неповторимого человеческого субъекта, между тем как классическая метафизика отдавала эти преференции только бытию самому по себе, или бытию как таковому (on h on). Кроме того, для классической метафизической традиции неприемлем тезис о необходимой включенности субъекта в полноту бытия – бытие как таковое у Платона и Аристотеля обладает абсолютной автаркией, то есть полнотой всех высших определений бытия и потому ни в чем не нуждается, и тем более – в присутствии своего симулякра (подобия), каким является эмпирический человеческий субъект. Теоретическая философия, будучи у Аристотеля созерцанием сущего «как такового», не терпит присутствия индивидуального интереса , на значимости которого настаивает Бахтин, поскольку в философском созерцании человеческая индивидуальность как таковая отсутствует, будучи всего лишь носителем бесценного философского инструментария – ума. Как это ни парадоксально, но для классической онтологии участие человека в собственном эйдосе, выражающем полноту его бытия, ничего к эйдосу не прибавляет. Более того, виртуальная причастность симулякра (эйдолона) к своему эйдосу, или копии – к своему оригиналу только умаляет совершенство первичной модели бытия. Говоря языком традиционной метафизики, существование какого-либо предмета ничего не прибавляет к его сущности, которая воплощена в его эйдосе или выражается в его определении. Как известно, через много веков пленником этой идеи оказался даже Кант, в своей критике онтологического аргумента утверждавший, что реальное существование ста талеров ничего к понятию ста талеров не прибавляет. Но можно представить себе иной, далекий от классической традиции, способ включенности философствующего субъекта в полноту бытия, опираясь на несколько экстравагантное, но достаточно популярное в наше время определение философа как существа маргинального , то есть идущего всегда по краю бытия. Эта дефиниция нисколько не умаляет статус философа, а только нагляднее обозначает специфический характер его практики и более отчетливо выделяет его образ как субъекта, стремящегося постичь все сущее (мир) в целом – чтобы охватить его, он должен отойти от объекта своего созерцания, другими словами, ему необходимо постоянно дистанцироваться от бытия,