Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(30) 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (30), июнь 2019 г. 69 необходимо должно было случиться, но часто не случается), становится ясным, что только от субъективных свойств нашей практической способности зависит, что моральные законы следует представлять как веления (а связанные с ними действия как долг) и что разум выражает эту необходимость не посредством бытия (Sein) (через происходящее), а посредством долженствования бытия (Sein-Sollen); этого не было бы, если бы разум рассматривался вне чувственности (как субъективного условия его применения к предметам природы) сообразно его каузальности, тем самым как причина в умопостигаемом, полностью совпадающем с моральными законами мире, где между долженствованием и действием, между практическим законом о том, что посредством нас возможно, и теоретическим законом о том, что посредством нас действительно, не было бы различия» [1]. Интересно, что здесь Кант, как и Бахтин, тоже говорит о моральном поступке как действии-событии, но в этом случае он относит его к природе, т.е. физическому порядку взаимосвязи вещей, который он еще называет законом природы , противопоставляя ему каузальность разума, то есть закон свободы , который только и способен определять моральный характер человеческого поступка. Соответственно, Кант выделяет два вида необходимости – физическую необходимость, для которой любое моральное действие случайно, и моральную необходимость (субъективные веления), определяющие действия субъекта как долг. Моральный субъект у Канта принадлежит, соответственно, к двум порядкам бытия и осуществляет свои действия в силу двух видов необходимости, поскольку в его мире всегда будет существовать различие «между долженствованием и действием», «между практическим законом о том, что посредством нас возможно, и теоретическим законом о том, что посредством нас действительно». Характерно, что Кант выстраивает своеобразную метафизику морали как сферы «долженствования бытия (Sein- Sollen)», отделяя ее от идеи «бытия (Sein)», привычной для традиционной онтологии. Важно то, что в этом случае моральный субъект как бы обретает необходимую ему онтологическую идентичность, или метафизический маркер – он уже не просто сущий , а становится морально сущим . Это выделяет его из всего остального пространства бытия. Как мне кажется, у Бахтина субъект поступка такую моральную маркировку утрачивает, вливаясь в поток своего существования и сливаясь с ним. В своем докладе А. А. Гусейнов, повторяя важнейшие идеи Бахтина, говорит о нравственной ответственности субъекта, реализуемой не по его выбору, желанию, а по необходимости существования, в силу того не отменимого факта, что у него нет алиби в бытии, то есть, в этом случае моральный субъект, очевидно, укореняется в пространстве чистой онтологии, утверждающей приоритеты сущего бытия над должным бытием. Действительно, М. М. Бахтин утверждает особый тип тождества в некотором событийном единстве: «где неразделимы моменты заданности и данности, бытия и долженствования, бытия и ценности. Все эти отвлеченные категории являются здесь моментами некоего живого, конкретного, наглядного