Гуманитарные ведомости. Выпуск 4(32). Т. 1. 2019 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (32), том 1, декабрь 2019 г. 73 раз о русском искусстве: «Сам воздух этой страны враждебен искусству. Все, что в других странах развивается совершенно естественно, здесь удается только в теплице. Русское искусство всегда останется оранжерейным цветком» [1, с. 433]. Едва маркиз возвращается в гостиницу и пытается отдохнуть, наступает «смертельная» борьба с клопами и, забегая вперед, когда он оказывается в Нижнем Новгороде – с тараканами. Но, это лишь красочные подробности русской жизни. Но вот маркиз сравнивает два дворца – старый и новый Михайловские замки. И если один поражает воображение своей красотой, то второй – мрачностью. «Едва я прошел мимо нового Михайловского дворца, как очутился перед старым, огромным, мрачным, четырехугольным зданием, во всех отношениях отличным от изящного и современного нового дворца, носящего то же имя», – начинает свой рассказ Кюстин [1, с. 435]. Травелог изобилует сентенциями, и не все они саркастичны, некоторые очень глубоки. Вот одна из них: «Если в России молчат люди, то за них говорят – и говорят зловеще – камни» [1, с. 435]. Здесь мы сталкиваемся с явлением, которое было неизвестно в культурологической науке до недавнего времени: город – как текст. О культурологическом образе города говорят здания, другие архитектурные объекты и т.д. В данном случае историю города и историю людей, живущих в этом городе, действительно, рассказывают камни. «Я не удивляюсь, что русские боятся и предают забвению свои старые здания. Это свидетели их истории, которую они чаще всего хотели бы возможно забыть. Когда я увидел глубокие каналы, массивные мосты, пустынные галереи этого мрачного дворца, я невольно вспомнил о том имени, которое с ним связано, и о той катастрофе, которая возвела Александра на трон», – продолжает рассказ о русской истории Кюстин [1, с. 435]. И надо сказать, что этот рассказ достоверен. Таким образом, травелог маркиза не только повествовал о России вообще, не только рассказывал Европе о нравах и обычая русских, не только говорил о дворе и придворной камарилье, но и рисовал широкую панораму русской истории, хотя и наполнял этот рассказ русофобским духом, рисуя читателю мрачные сцены из придворной жизни, как будто речь шла об императорах Древнего Рима или Византии. И все же, несмотря на все русофобство, Кюстин не может не восхитится городом и Невой: «Нева, ее мосты и набережные – это действительная гордость Петербурга. Вид Невы так величествен, что по сравнению с ней все остальное кажется мизерным» [1, с. 437]. И вновь маркиз подчеркивает азиатскую природу России, говоря о Петропавловской крепости и останках «властителей России» в ней хранящихся. Несмотря на обилие цитат нами уже приведенных, невозможно удержаться, чтобы не привести еще одну, так точно характеризующую русский народ: «Русские любят возводить своих героев в сонм святых; они прикрывают жестокие деяния властителей благодатной силой