Гуманитарные ведомости. Выпуск 2 (34). 2020 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (34), октябрь 2020 г. 29 вульгарно истолкованными конфуцианскими принципами строгой субординации, «вертикали» в обществе, хотя во времена «культурной революции» конфуцианство и подверглось гонениям на основе столь же вульгарной политической «критики»), когда запредельные трудовые усилия, честность и высокий профессионализм не спасали от голода, несчастий, остракизма и смерти, китайцы актуализировали заложенные в их древней мудрости высшие смыслы этих ценностей, называть ли эти смыслы Дао, или волей Неба, или решениями партии, или коммунизмом. Следует также иметь в виду, что работа «Хозяйственная этика мировых религий» писалась М. Вебером в первые два десятилетия ХХ века, а капитализм в Китае, насаждавшийся в полуколониальной стране западными державами, стал активно развиваться в 1920-е – 1940-е годы. Мао предполагал оставить буржуазные отношения, капиталы и капиталистов «на пользу социализму»; и действительно, многих представителей национальной буржуазии превратили в рантье; однако обвинения в «буржуазности» бывали обычным приемом маоистской риторики, а утверждения о продолжении классовой борьбы при социализме и попытках «реставрации капитализма» активно использовались; после январского 1979 г. Пленума ЦК КПК пострадавшие во времена «культурной революции» представители национальной буржуазии были реабилитированы[3]. Так или иначе, но именно Новое время, время Модерна, сформировало современное инструментальное отношение к человеку как функции, противоположностью которого является Золотое правило нравственности и в формулировке Конфуция, и в трактовке И. Канта, который требовал никогда не относиться к человеку только как к средству, но всегда и как к цели. У Конфуция идеал человека – «благородный муж», который ни для кого не средство. Китайский мудрец не будет использовать рацио для проникновения в истоки вещей: всякая субстанциальность, опредмечивание есть забвение Великого Пути (Дао). Нежное отношение к бытию, такому, каково оно есть («Мягкое и слабое одолеет твердое и сильное»[5, c. 39]), и даосский пацифизм, требующий исчерпать до конца все возможности мирного решения дела до того, как придется начать войну, сочетаются в китайском менталитете с искусством стратегического мышления, ставшего основой военной политики Китая. Интересно отметить, что задолго до Канта Лао-цзы высказывает идеи устроения «вечного мира» [5, c. 61]; премудрый муж в даосизме, вопреки христианской идее жертвенности, может ответить на насилие и агрессию до их проявления[5, c. 64]),– правда, при упоминании жертвенности, идеи, присущей христианству, надо помнить, что в христианстве существует концепция справедливых и несправедливых войн, восходящая к Августину Аврелию. При этом Лао-цзы учит, что человеку следует ограничивать себя в желаниях, дабы они не превращались в страсти. Тут есть основания вспомнить, что слово «страсти» в церковнославянском означает «страдания»; в отношении к человеку христианством осуждаются греховные страсти, т.е. такие дурные