Гуманитарные ведомости. Выпуск 3 (35). 2020 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (35), ноябрь 2020 г. 6 DOI 10.22405/2304-4772-2020-1-3-5-12 «Мы не знаем ничего, что могло бы более побудить человека всеми силами стремиться к свету, нежели сознание глубокой ночи, из которой он был вызван к бытию». Шеллинг В. Ф. Й [9, c. 109]. Проблема изучения морфологии философского знания в его природном пространственно-временном дискурсе (в соотношении с определенным временем года, временем суток, ландшафтом, небесно-звездной панорамой и т.п.) не относится к числу традиционных тем историко-философских исследований. Тем не менее, отдельные попытки выделить, к примеру, «дневной» и «ночной» типы философствования, «дневные и ночные эпохи», «дневное и ночное сознание» имели место в истории культуры [Комм. 1]. При этом речь здесь идет не столько о строгой привязке философского знания к определенному времени года или суток, сколько об экзистенциальной особенности стиля и ценностной ориентированности мышления, отмеченного чертами трагического умозрения, пессимизма, иррационализма, таинственности и т.д., характерного, например, для творчества немецких романтиков. Существенным признаком философской символики ночи является ее антропологичность и экзистенциальность, т.е. изначальная связанность с природной сущностью человек. Как писал в этой связи Г. Башляр, «прежде всего нам следовало бы, видимо, обратиться к человеку ночи. Ведь именно там мы черпаем обычно экзистенциалистские темы, которые затем так любим обсуждать днем! Нет сомнения, что экзистенция особенно уверенно чувствует себя в ночное время» [1, с. 285]. Метафизический контрапункт для и ночи сформулировал Карл Ясперс в третьей книге своей «Философии» – «Метафизика». В третьей главе «Закон дня и страсть к ночи» он выдвигает три метафизических принципа антиномии дня и ночи: 1. «Закон дня упорядочивает наше существование, требует ясности, последовательности и верности, обязывает нас следовать разуму и идее, единому и себе самим. Он требует осуществлять нечто в мире, созидать во времени, в бесконечном пути совершенствовать существование. Но у границы дня слышна речь иного. Однажды отвергнув его, мы не находим себе покоя. Страсть к ночи разрушает все порядки. Она бросается в безвременную пропасть ничто, увлекающего все на свете в свой водоворот. Всякое созидание в мире как историчное явление представляется ей поверхностной иллюзией. Ясность, полагает она, не может проникнуть ни во что действительно существенное, и сама она, скорее, самозабвенно избирает неясность, как безвременную тьму подлинного. 2. Закон дня позволяет мне рискнуть смертью, но не искать ее. Во мне есть смелость, чтобы встретить смерть, и все же она — не друг и не враг мне. Страсть же к ночи относится к смерти с любовью и содроганием страха, как к другу и врагу. Она томится тоской по ней, и так же стремится задержать ее; смерть говорит с нею, и она вступает в общение со смертью. Боль от