Гуманитарные ведомости. Выпуск 4 (36). 2020 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 4 (36), декабрь 2020 г. 68 Отсюда: депривация языка и книги – одновременно причина, средство и цель расчеловечивания. Причина – потому что с нее расчеловечивание начинается, ею инициируется, средство – потому что ею возможность расчеловечивания обеспечивается, ею оно совершается, цель – потому что окончательная депривация языка и книги тождественна ситуации, когда расчеловечивание в перспективе может и совершиться. Человек без языка и книги, то есть без мышления, общения и выражения эмоций (язык), без культурной памяти и приобщенности культурной традиции (книга), – уже не человек, поскольку утратил самоподобие, стал рас-подоблен самому себе, рас- человечен. Депривация языка – радикальное сокращение языковых функций и средств, органично согласующееся со сведéнием типизированной личности антиутопического будущего до двух ценностных установок: витальность и развлечения (как в давней формуле власти над толпой: «хлеба и зрелищ»). По классической характеристике дистопического «новояза» в знаменитом романе Дж. Оруэлла «1984» (1949), языковая картина мира редуцируется до трех предметных областей: повседневность, научно-техническая терминология и деловая коммуникация, идеологическое обеспечение – речевые штампы «ангсоца» (естественно, без религии и гуманитарных наук). Когда «старояз» окончательно забудется, «…неортодоксальная, то есть чуждая ангсоцу, мысль, постольку поскольку она выражается в словах, станет буквально немыслимой» [15, с. 306]. Основания радикальной редукции: то, для чего нет обозначений в языке, не может восприниматься и осмысляться, выступать предметом мысли или высоких чувств. Нет слов типа справедливость, демократия, честь – нет и соответствующих мыслей. Результат: человек лишен бытия, погружен в существование – в витальность (жизнеобеспечение) и производственные функции, эмоциональная жизнь сводится к развлечениям. «Министерство правды» поставляет подходящую информационную продукцию: уголовные хроники, спорт и порнографию, «…забористые пятицентовые повестушки, скабрезные фильмы, чувствительные песенки, сочиняемые чисто механическим способом…» [15, с. 45]. Этот процесс, вкрадчиво развивающийся в реальности уже сейчас, – эвфемистически-деликатно называют «гламуризацией языка» [10], но его суть – дистопическая, в депривации высших ценностей. Связь «новояза» как редуцированного естественного языка, книги / чтения и человеческого сознания хорошо просматривается в свете афористически четкой формулировки В.В. Бибихина: «Целое языка входит в историческое существование народа. <…> Нормирование языка плавно перетекает в нормирование мира» [3, с. 119]. Следовательно, «читать вещи и события мира» [3, с. 119] можно только через язык – как систему кодирования / интерпретации того, что в мире есть / происходит. Управлять языком, превращая живую языковую стихию в идеологическую / технократическую схему, – значит управлять сознанием и поведением тех, кто языком пользуется, превращать живых людей в человекообразные «колесики и винтики» уплощённой социальной / технократической машины. Редукция языка имеет