Гуманитарные ведомости. Выпуск 2(42). 2022 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л.Н. Толстого № 2 (42), июль 2022 г. 18 определение воли» [1, с. 321] историк примет за основание для полного отождествления «определений воли» с «практическими суждениями», как сделал Циммерманн: практические суждения – суждения, содержащие определение воли и артикулирующие желание; итак, «определения воли суть не что иное, как практические суждения» [12, с. 10,97]. При помощи определения воли как суждения «разумный субъект мыслит нечто как предмет своего желания» [12, с. 104] (а не делает нечто предметом своего желания, как это в действительности есть у Канта). Предмет практического разума по Канту есть якобы только то, что может быть предметом такого практического суждения, а значит, только то, что «имеет характер пропозиционально упорядоченного положения дел» [12, с. 8]. Не очень ясно, каким образом добрая воля или святое умонастроение могут быть «пропозиционально упорядочены» сами по себе , а не только в суждении «теории» о них. Но какое-либо сверхрациональное представление о практическом разуме вообще устраняется в трактовке Циммерманна вследствие того, что, хотя он и пытается сохранить морально- практическую функцию категорий свободы, указывающих, «как разум может определить способность желания через представление об объекте» [12, с. 73], но теоретическое «представление об объекте» вытесняет морально- практические аспекты: практический разум этот автор трактует только как способность суждения, как интеллект , всякая деятельность которого есть акт суждения [12, с. 82]; если же практическое суждение, подобно теоретическому, есть только связка представлений [12, с. 82]; то его содержание составляют понятия же. Поэтому, в частности, определение воли есть тогда не акт силы желания, а только «понятийное отношение между способностью желания, волей и разумом» [12, с. 97]. Утверждение, что практический разум продуктивно относится к своему предмету, порождает свой предмет, остается в таком случае просто набором слов без философского смысла; в действительности в этой концепции практический разум, как и теоретический, только мыслит и познает, даже если делает это иначе, чем теоретический разум; различие между ними – якобы только «различие в познавании» [12, с. 99]. Не- познавательные элементы практической рациональности суть для Цимерманна откровенная иррациональность: «безудержная витальность» или «пустое стремление» [12, с. 101], одним словом, стихийная мировая воля по Шопенгауэру, но никак не деятельно-творческая сила, которая чуть позже будет ядром фихтевской идеи «Яйности». Для понимания смысла и задач практических категорий такой взгляд совершенно непродуктивен: если практический разум есть такой же познающий интеллект, и если не может быть никакой самостоятельной деятельности воли под эгидой этого разума, то для чего ему могут понадобиться нетеоретические категории рассудка, «дело» которых должно состоять «в формировании воли» (как еще одной формы интеллекта), остается вполне загадочным. Преувеличив одну сторону в двуединой сущности практического разума, Циммерманн совершенно логично начал воспринимать другую его компоненту как царство неразумной стихийности. О. Хѐффе, говоря, что у Канта «практический разум освобождается от всех познающих элементов» [11, с. 1], отнюдь не собирался изобразить Канта-этика иррационалистом, а только подчеркивал решающее