Гуманитарные ведомости. Вып. 2 (46) 2023 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 2 (46), июль 2023 г. 10 не только наилучших, но и любых других поступков. Во-вторых, испытывать раскаяние способен даже тот человек, которого характеризует одна из противоположностей декартовской сверхдобродетели великодушия – «порочное смирение». Тот, кто обладает этим свойством «не может удержаться от поступков, которые, как он знает, вызовут у него впоследствии раскаяние» [4, c. 550]. Его способность раскаиваться оказывается бесплодной в поведенческой сфере. Угрызения совести, по Р. Декарту, отличаются от раскаяния лишь тем, что испытывающий их человек не уверен в том, что он поступает или поступил дурно, но имеет определенные подозрения, что это так [4, c. 558]. Р. Декарт не обнаруживает какой-то особый вид стыда, который, подобно раскаянию и угрызениям совести, был бы независим от порицания («стыд-вину», в терминологии Х. Доусон). С его точки зрения, единственным видом стыда является «репутационный». Однако он и не противопоставляет стыд раскаянию и угрызениям совести, не рассматривает последние как нечто, качественно превосходящее стыд, что свойственно некоторым современным философам. Даже самые смелые предположения в этом отношении не могут идти дальше того, что Р. Декарт создает определенные основания для подобного хода мысли. Обсуждая гордость, психологический механизм которой симметричен механизму стыда, он сопоставляет ее с внутренним удовлетворением от совершения добрых дел. В ходе этого сопоставления он напоминает читателю о способности людей хвалить своих ближних совсем не за «добрые дела» и даже порицать их за то, что является «наилучшим поступком» [4, c. 568]. Это может означать, что в том, что касается точности «морального компаса», гордость, а значит и схожий с ней по механизму действия стыд, уступают внутреннему удовлетворению и, соответственно, раскаянию. Именно в такой перспективе можно интерпретировать декартовское утверждение о том, что позитивная роль стыда и гордости сохраняется лишь в том случае, если человек «не стыдится своих добрых дел и не кичится своими пороками» [4, c. 569]. Однако, выдвигая подобную гипотезу, следует учитывать, что, как мы уже убедились выше, не только стыд, но и раскаяние у Р. Декарта может быть морально дезориентированным. Для Р. Декарта не свойственна аристотелевская озабоченность тем, что отличие стыда от подлинной добродетели является частным случаем отличия полезной страсти от нравственного склада души. Он не обеспокоен тем, что стыд, подобающий молодым людям и служащий у них временной заменой добродетели, может не смениться чем-то более совершенным и стать препятствием на пути их морального развития [1, c. 143-144]. Это обстоятельство связано с тем, что подлинная добродетель у Р. Декарта не замещает «страсти, заслуживающие одобрения», а сотрудничает с ними: «То же самое движение духов, которое укрепляет какую-то мысль, когда она необоснованна... укрепляет ее и тогда, когда у нее есть твердое основание» [4, c. 551]. Зато, как уже было отмечено выше, P. Декарт озабочен тем, чтобы моральный агент принимал во внимание лишь то мнение других, которое связано с правильной оценкой поступков. Тревога P. Декарта определяется