Гуманитарные ведомости. Вып. 1 (49) 2024 г

Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (49), апрель 2024 г. 93 что «невозможность – значит каменная стена» [4, c. 602]. Как решает «подпольный человек» проблему невозможности мира? Он уходит в подполье, редуцируя для себя мир наличного, который детерминирован внешним причинением. А герой Мисимы, осознавая разрыв между собой и миром, заявляет: «если мир изменится, то я существовать не смогу, а если изменюсь я, то не сможет существовать мир» [7, c. 382]. Ведь человек всегда стремится только «пробить стену реальности», «разбить ее вдребезги», т.е. он пытается создать «иллюзию объективности» [2, c. 1], долго ему кажется, что он может все же совладать с невозможной реальностью, но в итоге он понимает, что от реальности можно только уйти. Уйти, как завещал Достоевский, в сознание, спрятаться в грезах. Вторя «двойственному человеку» Достоевского, Мидзогути заявляет: «мир может быть изменен только в сознании, ничему другому эта задача ни под силу. Лишь сознание преобразует мир, сохраняя его неизменным» [7, c. 476]. Почему сознание преобразует мир, оставляя его неизменным? Потому что благодаря нему создается второй план, где мир заменяется картиной мира, а она в свою очередь наполнена смыслами, лежащими в пространстве человеческой субъективности и не явленными в пространстве наличного. Человек так существует в модусе ускользания от что. Он живет в мире, наполненным мнимостями, и они существуют потому, что человек относится к ним, как к тому, что существует. Красота – это не стол, а мнимость. В чем состоит искушение субъекта? «В том, чтобы свое содержание попытаться удержать посредством тел и сил, встроенных в цепь причин и следствий» [2, c. 1]. Мисима это называет иллюзией, которая «пытается связать реальность с химерой» [7, c. 387]. «Ведь красота – это химера, мираж, создаваемый той избыточной частью души, которая отведена сознанию. Можно даже сказать, что никакой красоты не существует, ведь только наше собственное сознание придает этой химере силу и реальность» [7, c. 477]. Невозможность чувствовать себя солидарным «ни с кем и ни с чем, даже с небытием» [7, c. 409] приводит к тому, что мир, созданный воображением Мидзогути, полностью вытесняет для него реальный. «Как мог я тянуться руками к жизни, когда весь мой мир наполняло прекрасное? Оно имело право требовать, чтобы я отрекся ото всего остального» [7, c. 405]. И в этом воображаемом мире он и Золотой храм, уродливое и прекрасное, неразлучно соединены, потому что должны будут погибнуть в огне. Разрыв между миром и субъектом человек пытается компенсировать через двойственность, созданную воображением, фантазиями, иллюзией. Только так он перестает ощущать мир, как реальность, в которой он ничего не может, которая бесконечно отторгает его. В итоге он находит единственный способ с ней бороться – вытеснить ее воображаемым. И в этих иллюзиях «храм оберегает его, не подпускает к жизни, может быть, он хочет спасти его от ада» [7, c. 428]. «Мне не терпелось вкусить того иллюзорного наслаждения, когда собственными руками заляпываешь грязью дорогие сердцу воспоминания» [7, c. 423], рассуждает Мидзогути, напоминая нам «подпольного человека», который сам себя «грыз» и испытывал от этого странное наслаждение.