Гуманитарные ведомости. Вып. 3(51) Т1 2024 г

27 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (51), октябрь 2024 г. субъектом, а не с институтами и организациями. Тогда станет ясно, что проблему добродетели и добротности уместно рассматривать, соотнося ее с пространством индивидуально-ответственного поведения. А. А. Гусейнов убежден в том, что переосмысление проблемы добродетели и добротности в современной культуре должно вернуть нас к самим началам (возможно к Аристотелю) – когда сама добродетель понималась как добротность – совершенное состояние человека, которое находит свое выражение и продолжение в совершенных, добротных поступках человека [3, с. 425]. Но если мы согласимся с этим, нам надо ответить на вопрос, как возможно такое возвращение в совсем неаристотелевских культурных и социальных условиях, которые характеризуются сложной, разноуровневой дифференциацией общественной жизни, сопровождающейся ослаблением или даже разрывом такого рода связей между людьми, которые обеспечивались в аристотелевскую эпоху, в частности, единым представлением об общем благе и убежденностью в том, что каждый человек непосредственно причастен к этому благу и имеет в нем свою долю. Один ответ на этот вопрос дали стоики, показав, что добродетель человека не зависит от эффективности совершаемых действий. И другой ответ предложили моральные философы Нового времени [Комм. 4]. Нельзя не согласиться с А. А. Гусейновым в том, что именно в Новое время в моральной философии произошли изменения, вытеснившие этику добродетели как особую теорию морали, и способствовавшие утверждению этика закона, этика принципов и норм [Комм. 5]. Нововременная этика в новых обстоятельствах пыталась ответить на вопрос о том, как возможно обеспечить моральный порядок в обществе, члены которого имеют конфликтующие частные интересы, не разделяют представлений о том, в чем состоит общее благо, не имеют оснований считать, что то, что является благом для одного человека, непременно будет благом для всех. Один из ведущих исследователей нововременной моральной философии Джером Шнивинд писал, что в Новое время «культура жаждала морали, способной дать четкое руководство, обеспечивающееся правилами и законами» [16, p. 48]. Только такая мораль могла обеспечить выживание раздираемого конфликтами общества. Свою статью, посвященную судьбе понятия добродетели в этике Нового времени Шнивинд назвал «Злоключения добродетели» [16]. Следует констатировать, что фокус нововременных концепций морали действительно смещается с размышлений о совершенной личности и ее добродетелях, о высшем благе и достойной жизни на осмысление комплекса универсальных принципов и норм, которые категорически вменяются индивидам, даже если противоречат таким их представлениям о благе. Эти принципы вменяют ограничение частного интереса и устанавливают границы индивидуального и группового произвола. Но непременно ли такая переориентация морально-философского интереса связана с вытеснением из «нового» представления о морали личностного начала, субъектности? Предполагала ли она полный отказ от понятия добродетели? Насколько справедливо утверждение о том, что в моральной философии Нового времени акцент делается на добротности (эффективности, результативности) предметной деятельности и так, что ее