Гуманитарные ведомости. Вып. 3(51) Т1 2024 г

38 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (51), октябрь 2024 г. пристрастия, как и любого другого интерпретатора, в трактовках предшественников. Период мыслительного рассудка Нового времени рассматривается Гегелем в разделе «Рассудочная метафизика», куда он последовательно помещает следующих философов: Декарт, Спиноза, Мальбранш, Локк, Гуго Гроций, Томас Гоббс, Бедворт, Кларк, Уолластон, Пуфендорф, Ньютон и, наконец, Лейбниц вместе с его наследником и систематизатором Вольфом [2]. Гегель весьма критически отнёсся к монадологии Лейбница и, особенно к его «Теодицеи»: «У Лейбница нет ни одного произведения, которое можно было бы рассматривать как подлинно полную систему его философии … Мы не находим какого бы то ни было разработанного систематического целого, задуманного или выполненного им. То произведение, которое на внешний взгляд представляется таковым целым, его «Теодицея», пользующаяся наибольшей известностью среди широкой публики, представляет собою популярную книгу, направленную против Вейля. Он ее написал для королевы Софии Шарлотты и как раз старался в ней не излагать предмета спекулятивно. Вюртембергский теолог Пфафф и другие, находившиеся в переписке с Лейбницем и сами знавшие хорошо философию, высказали это Лейбницу, и последний не делал секрета из того, что она, собственно говоря, написана в популярной форме. Они потом насмехались над Вольфом, принимавшим книгу за совершенно серьезное исследование; последний же, напротив того, сказал, что если Лейбниц относился в этом смысле несерьезно к своей «Теодицее», то он все же, сам не сознавая этого, дал в ней лучшее из своих произведений. «Теодицея» Лейбница для нас уже неудобоварима; это – оправдание Бога по поводу зол, совершаемых в мире» [2, с. 342]. Однако, для русской философии и культуры «оправдание Бога» перед лицом «зла» в его персонификациях стало одной из главных идей и задач, начиная от Достоевского и заканчивая отечественным «неолейбницианством». Разумеется, у Гегеля много точных характеристик и тонких, виртуозных интерпретаций диалектического потенциала лейбницевской монадологии, но столь же достаточно много непонимания сложности мышления в философии , которая не строится по строгому образцу «научного мышления» и предполагает также интуитивные философские и нравственные смыслообразы. Ведь история философии сама порой должна воспринимаются нами как своеобразная персоналистская и интеллектуалистская монадология , когда каждый мыслитель выступает в качестве личностной интеллектуальной монады, непревзойдённой последователями, апологетами или критиками. В этой связи уместно вспомнить М. К. Петрова, который отверг догматизм историков философии, в том числе и Гегеля в его отношении к Канту. Можно понять подтекст его полемики с оценкой догматиками «немецкой классической философии» [см.: 29]. Этим, на наш взгляд, во многом обусловлено петровское выступление против непонимания и недооценки Канта, что ещё более неприемлемо и при характеристике философского наследия Лейбница. Многие думают, что догматизм в оценке и выделении «немецкой