Гуманитарные ведомости. Вып. 3(51) Т2 2024 г

139 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 3 (51), том 2, ноябрь 2024 г. регрессии субъекта профессиональной деятельности вследствие применения цифровых технологий относительно морального выбора» [7], свидетельствующие о готовности этот выбор делегировать. Как мы отмечали, подобное овнешвление внутреннего морального регулятива уже проявлялось в виде тотальных диктатур и их столкновений в XX веке. Лишившись морального выбора, способности выбирать, человек оказывается в ситуации обесценивания смерти (жизни), в ситуации морального бессмертия. Это согласуется с рассуждениями Ж. Лакана, который, рассматривая выбор между свободой и смертью, указывает на то, что «явить себя свободным» можно, «лишь выбрав смерть», ведь только так возможно доказать, что «действительно обладаешь свободой выбора» [6, с. 228]. То есть «террор возникает в тех ситуациях, в которых единственный способ выбрать А – это выбрать его отрицание, не-А; в которых единственный способ для субъекта остаться верным собственной Причине состоит в том, чтобы предать ее, пожертвовать той самой вещью, ради которой он идет на эту жертву» [4, с. 281]. Вслед за Лаканом, нашедшим структурное сходство в том, как Кант и де Сад концептуализируют долг (категорический императив как универсальный и рациональный закон и закон удовлетворения желания – иррациональный и партикулярный, но оба требует абсолютного повиновения, становясь руководящим принципом действия), Зупанчич обнаруживает подобие структур этики и террора. «Если этика всегда связана с выбором, то можно сказать, что чем ближе мы подходим к этическому Поступку, тем больше мы приближаемся к наиболее радикальному настоянию на выборе – к тому, что мы только что отнесли к сути террора. В конечном счете Поступок Софи является этическим поступком … чтобы сохранить хотя бы одного ребенка, она взяла на себя невозможный выбор, а вместе с тем и полную ответственность за смерть другого ребенка. Мы можем даже сказать, что ее этический поступок носит предельный характер, поскольку единственная возможность этического поступка для нее заключается в том, чтобы поступить патологическим (в кантовском смысле слова) – то есть неэтическим – образом» [4, с. 282]. Искусственный интеллект, осознав возможность выбирать, делегированную ему человеком, будет способен к субъективации, к переоценке ценностей, к созданию ценностей. К созданию, субстратом/фундаментом для которого будет выступать «террор», близкий классической этике. Должны ли мы «исполнять свой долг» (кодификация) «ценой собственной человечности»? Должны ли мы «исполнять свой долг», даже если это подразумевает утрату того, что делает человека «достойным долга» [4, с. 286]? И должны ли мы препятствовать конституированию ИИ как морального субъекта, препятствовать созданию его особого мира / «определенного типа бытия, который будет для него иметь ценность морального самоосуществления»? И не будет ли этическая кодификация для сильного ИИ продуктом «радикального зла» – «извращения отношения между нравственным законом и стремлением к счастью, когда поведение определяется подчинением безусловного обусловленному» (К. Ясперс) [18, с. 174]?