Гуманитарные ведомости. Вып. 1(53) 2025 г

23 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (53), апрель 2025 г. определенным образом» (там же). Моральный закон есть категорическое практическое положение, объективно определяющее волю. Провозглашая такое безусловное положение, разум выступает как сам по себе законодательный для воли. В представлении о моральном законе воля мыслится поэтому как независимая от определяющих оснований, заимствованных из опыта (чувственной данности), «как определенная одной лишь формой закона» (там же). Сознание морального закона содержит поэтому сознание чистой законодательной формы практического правила, как «высшего условия всех максим» [1, c. 409]: «априорная мысль о возможном всеобщем законодательстве, которая … есть лишь проблематическая мысль, безусловно предписывается как закон, ничего не заимствуя из опыта» [1, c. 409]. (Это же самое «довольно странное» положение Кант описывал также в «Основоположении»: «Тут мы видим философию… поставленной в сомнительную позицию, которая должна быть прочной, несмотря на то, что ни на небе, ни на земле она … ни на что не опирается» [3, c. 159]). Чистый практический разум дает закон воле разумного существа, осуществляет верховное практическое законодательство , поскольку же чистая воля есть практический разум [1, c. 439; ср. 3, 117], чистый разум законодательствует сам для себя и есть автономная способность. Практический разум в своей свободе как автономии дает самому себе всеобщий закон, как верховное и достаточное основание определения практической способности. Сознание этого закона и получает у Канта название фактума чистого разума [1, c. 410]. Этот закон дан воле и непосредственно сознается практическим разумом. Однако, сказав это, философ уточняет, во избежание «ложных толкований», что это не эмпирический факт , но именно фактум разума (там же), и постольку он дан не эмпирически , как факт природы, но практически (в практическом отношении), как акт разумного самосознания, служащий основанием определения воли. В этом пункте важно удержать полное понятие о фактуме практического разума: хотя речь идет о фактуме разума , сознание закона выступает как фактум разума не в теоретической абстракции, т.е. не само по себе и просто как сознание «формулы императива» (ибо в этом качестве такая «формула», как бы ее конкретно ни трактовали, выступала бы как формулировка теоретически познаваемого положения дел в природе , а значит, как момент теории (например, теории «морали», теории сознания, теории действия и т.д.)), но именно и только в своем качестве акта разумного самосознания , действительно служащего основанием определения произволения к действию в мире. И удивительный фактум разума состоит именно в том, что чистый и вполне формальный (в практическом отношении) моральный принцип разума, эта «сугубая идея» [3, c. 201], может быть и бывает достаточным основанием такого определения произволения. Если взять кантовский пример человека, принуждаемого к клевете, фактум разума состоит в этой ситуации не