Гуманитарные ведомости. Вып. 1(53) 2025 г

34 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (53), апрель 2025 г. проблема единства (но и борьбы) свободы и необходимости, поставленная Кантом в «Критике чистого разума» в антиномическом ключе, преломляется в пределах собственно практической философии в вопрос о том, как в мире, где господствует естественная причинная связь, и где поэтому естественное целеполагание смышленых существ природы руководствуется логикой условных императивов, возможно (если возможно) следование безусловному правилу разума, понимаемому как формальное определяющее основание поступков. Как мотив закона свободы может проникнуть в мир природы, как моральный мотив находит воплощение в эмпирической жизни, или – как возможен категорический императив в мире максим сплошной легальности? Иными словами, речь здесь идет, как верно отметил И. С. Нарский, о «глубинной онтологии» кантовской практической философии [7, c. 148]. Нарский, однако, считал предпринятую Кантом попытку онтологического обоснования взаимосвязи природного детерминизма и причинности из свободы неудачной, кантовское решение (третьей антиномии) «мнимым» [7, c. 147]. Что интересно, именно в этой (действительно мнимой) неудаче онтологического обоснования он усматривал повод, побудивший Канта заняться конструированием знаменитого учения о постулатах чистого практического разума, которые и выступают в качестве оснований «проникновения свободы в сферу природы» [7, c. 148]. Если, впрочем, не видеть причин для диагноза такой неудачи метафизико-этического обоснования, а равно и логически необходимой связи постулатов разума с кантовским решением проблемы свободы, то последовательно будет сделать вывод, что, хотя решение третьей антиномии чистого разума убедительно показывает совместную мыслимость двух радикально различающихся видов причинности, чем и закладывает надежный краеугольный камень в основание кантовской практической философии, – однако философия религии Канта (этикотеология) имеет иной систематический фундамент, равно как и триада постулатов разума не имеет существенной концептуальной связи с антиномией природы и свободы, вследствие чего может быть удалена и действительно была удалена из систематической этики без ущерба для ее достоверности. Напротив, мысль о сознании свободы, достигаемом через посредство сознания безусловного закона свободы, в самом деле утвердилась впоследствии в этической системе Канта, как одна из важных трансцендентальных ее предпосылок, утратив, впрочем, всякую видимость постулятивности и преобразовавшись в идею восприимчивости людей к моральному закону как «самому по себе достаточному мотиву произволения», составляющей, ни много ни мало, задаток личности в человеке [4, c. 27]. Однако занять это место в системе философской теории морали и религии идея фактума чистой воли сумела только потому, что фактум воспринимался Кантом не в смысле потаенного где-то «внутри» феномена чистого морального сознания , но в полноте смысла: в качестве достаточного мотива в повседневной нравственной жизни .