Гуманитарные ведомости. Вып. 1(53) 2025 г

44 Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого № 1 (53), апрель 2025 г. герою удаётся прозреть что-то, выходящее за рамки обыденного рассудка. В- четвёртых, вводится концепция «вертикального» времени, которая ярче всего проявляется в состоянии почти ритуального затухания обычных ритмов: в санатории утрачиваются границы дня и ночи, недели и месяца, время «расползается» и становится сродни бесконечному ожиданию. Это полу- остановка времени создаёт иллюзию вечности – но, как показывает дальнейший ход событий, любая идея «вечного пребывания в горах» оказывается зыбкой, когда в мир «сверху» устремляются грубые исторические ветры. Отдельно стоит упомянуть феномен «горной болезни», который Т. Манн обыгрывает не столько в медицинском, сколько в глубоко экзистенциальном и символическом ключе. Герой, сталкиваясь с подобным состоянием, будто выходит за рамки привычной физиологии, попадая в пограничную зону, где исчезают чёткие ориентиры «нормального» существования [5, c. 202]. Здесь «болезнь» перестаёт быть исключительно набором медицинских симптомов и начинает работать как метафора резкого разрыва с «низовым» порядком: организм, привыкший к равновесию и социальной упорядоченности, в горах испытывает потрясение, почти «шок», который, вопреки ожиданиям, способен пробудить глубинные интеллектуальные и духовные силы. С одной стороны, это состояние являет уязвимость и хрупкость тела, сталкивающегося с нехваткой кислорода и чуждыми ему условиями. С другой – оно обостряет сознание, заставляя героя ощутить иллюзорность многих жизненных констант и острее, чем прежде, осознать красоту, страдание и конечность бытия. Т. Манн словно подводит читателя к мысли, что в таком «ломающем» контексте рождается свобода внутреннего поиска: уже невозможно прежнее спокойствие, но зато проявляется подлинная глубина чувств и мыслей, ведь каждый вдох на высоте даётся с усилием и напоминает о том, как недолговечен сам факт существования. Именно подобное пересечение телесной слабости и духовного подъёма открывает путь к новому самоощущению – герой словно получает «право» взглянуть на вещи под иным углом, где страх смерти, боль и трепет перед высотой стимулируют появление нетривиальных вопросов о смысле жизни, об ограниченности человека и его возможности приподняться над этими пределами. В этом можно усмотреть определённую параллель с античными мистериями, где посвящаемый погружался в символическую смерть и выходил из неё с новым взглядом на реальность. Подобно тому, как в эзотерических ритуалах человек «умирал» для старого «я» и рождался заново, герой «Волшебной горы» проходит через состояние пограничного «ничто», освобождаясь от многих догм, привычек и социальных условностей. Читатель видит, что это не происходит автоматически: Касторпу приходится болезненно переоценивать привычные истины, колебаться между интеллектуальными школами, влюбляться и разочаровываться. Но итогом становится ощущение, что миф горы здесь включён в широкий модернистский контекст: несмотря на